Коронавирус и ОЛИМП
26.06.2020
6280
Ниязбек Бектембаев
Эпидемия коронавирусной инфекции (КВИ) стала сложнейшим испытанием для всей системы здравоохранения страны. Не обошла она и лабораторную службу, от которой потребовалась существенная перестройка бизнес-процессов для работы в новых условиях. В этой связи представляем вашему вниманию интервью с ведущим игроком частной лабораторной медицины – генеральным директором сети клинико-диагностических лабораторий ОЛИМП Ерланом Сулейменовым.
Почему цена тестов на коронавирус методом ПЦР (Полимеразная цепная реакция – прим. ред.) такая высокая?
Действительно, до пандемии ПЦР-анализ на большинство инфекционных заболеваний стоил в районе 2-5 тысяч тенге. И сейчас цены на них остались примерно на том же уровне. В случае с ПЦР на коронавирус ситуация сложнее. Прежде всего это новый тест, с несколько иной технологией, и составляющие для его оказания «взлетели» по всему миру. Расскажу по подробнее.
Основные компоненты, необходимые для производства реагентов на ПЦР, находятся в Китае. Их там буквально несколько заводов, а из-за пандемии спрос резко вырос во всем мире. В итоге, они стали спекулировать на таком спросе и резко подняли цены на исходное сырье, что определило рост цен и на реагенты. Подобная ситуация отмечается и по расходным материалам. Так, цены на специальные зонды для забора мазка выросли в 10-12 раз, или, например, простые трехслойные маски, которые мы в Китае покупали на заводе по 4 тенге за штуку, повысились в цене уже до 118 тенге, т.е. рост почти в 30 раз!
Другая категория роста расходов это увеличение требований к пунктам забора биоматериалов (ПЗБ) и к самой лаборатории. Если раньше требования к средствам индивидуальной защиты (СИЗ-ы) у нас были простые, т.е. когда сотрудник заходит в бокс, у него должна быть легкая накидка, маска, шапочка и т.д. При работе в условиях коронавирусной инфекции (КВИ) требования к СИЗ-ам намного выше: один комплект на сотрудника стоит минимум 15 тысяч тенге на 4 часа, после чего его следует менять. А сотрудников в каждой лаборатории надо не менее 6 человек, чтобы они работали хотя бы в две смены. Те же СИЗ-ы нужны и в пунктах забора биоматериала, а это расходы. Или прием пациентов в ПЗБ теперь только по записи и с интервалом в 5 минут, что снижает пропускную способность ПЗБ.
Кроме того, в работе с КВИ важна скорость, чтобы врачи могли вовремя изолировать пациента, чтобы он других не заражал. Поэтому мы ввели правило: все пробы биоматериала, которые мы сегодня взяли, должны быть протестированы в течение суток. Пришлось перестроить графики работы. В итоге, наши сотрудники нередко работают и ночью, чтобы утром уже были результаты, и врачи могли принимать эпидемиологическое решение. Теоретически государство объявило, что будет доплачивать медикам, в том числе сотрудникам лабораторий, которые работают с возбудителями высокого уровня патогенности вне зависимости от формы собственности. Но в реальности мы ничего не получили. Мы сами повысили зарплату своим сотрудникам, работающим в условиях повышенных рисков.
Ну и, конечно, девальвация тенге ведет к росту себестоимости, поскольку мы все импортируем из-за рубежа за твердую валюту. Поэтому себестоимость у нас сложилась на высоком уровне, и мы были вынуждены установить такие цены. С аналогичными проблемами столкнулись и другие игроки, вследствие чего цены на рынке примерно одинаковы у всех.
Как известно, первое заявление о вашей готовности проводить платное тестирование на КВИ вы сделали 26 марта, а фактически начали 13 апреля. С чем связана задержка?
13-го марта в рамках благотворительной помощи фонда «Саби» мы начали бесплатное экспресс-тестирование населения на наличие антител к коронавирусу. С точки зрения процедуры экспресс-тесты достаточно просты. В процедурном кабинете у вас берут каплю крови и через 15 минут результат готов. Но с помощью этих тестов можно лишь определить переболел ли человек КВИ или нет. Наличие активной инфекции у пациента в данное время выявляется с помощью ПЦР.
Для организации проведения ПЦР-тестирования все гораздо дороже и сложнее. Причин условно две: группы внутренние и внешние. К внутренним относятся вопросы перестройки бизнес-процессов, закупки средств индивидуальной защиты (СИЗ), очереди при закупке реагентов и т.д.
Внешние причины связаны с получением разрешений на проведение тестов. С одной стороны, Министерство здравоохранения четко обозначило необходимость подключения к тестированию частных лабораторий. С другой, на местах управления здравоохранения, подчиняющиеся акиматам, начали ставить палки в колеса. Формально проблема в том, что чиновники не понимают, в чем разница между ПЦР лабораторией и вирусологической. В вирусологической лаборатории биоматериал, взятый у пациента, помещается в специальную питательную среду с клетками для выращивания вируса. В случае же с ПЦР-тестами накопление возбудителей не происходит, так как анализу подвергаются лишь фрагменты генетического материала возбудителя. Конечно, работа с вирусным биоматериалом несет в себе риски. Но это риски, связанные с соблюдением дезинфекционных мероприятий. Они называются рисками процессов. Если соблюдать процесс, можно спокойно все обеззараживать и дальше с пробой работать. Мы в связи с коронавирусом внесли определенные изменения для недопущения рисков. У нас персонал находится в специальных боксах, в костюмах индивидуальной защиты, что позволяет спокойно работать. У нас даже есть мобильные пункты забора биоматериала из специальных сэндвичей-панелей, которые мы ставим рядом со своими помещениями, когда не можем обеспечить требования по поточности для пациентов, т.е. мы к рискам относимся очень серьезно.
Грамотные врачи-вирусологи это понимали сразу, а неграмотные начинали выдвигать к ПЦР лабораториям требования, как к вирусологическим. На то, чтобы во всем этом разобраться, понадобилось несколько недель. Сейчас мы развернули 8 лабораторий на КВИ и в ближайшую пару недель развернем еще 6 и сможем производить по 10 тыс. тестов в день.
Отдельные эксперты отмечают, что в различных лабораториях наблюдаются противоречивые результаты тестирования на КВИ. Как Вы полагаете, с чем это связано?
Практика тестирования на КВИ позволяет выявить несколько проблемных зон, которые при прочих равных условиях определяют различия. Прежде всего лаборатории, которые не имеют лабораторной информационной системы (ЛИС), нередко проигрывают на персонификации проб, т.е. происходит путаница и потери биоматериалов, и отсюда неадекватные результаты тестирования.
Другой вопрос – качество расходных материалов. Я приводил пример с ростом цен на зонды для забора биоматериала, поэтому возникает соблазн перейти на зонды не с вискозой, т.е. синтетикой, а с обычной ватой. Но вата хлопковая и уже содержит свою ДНК. Это важный фактор для теста на КВИ методом ПЦР, потому что при ПЦР выделяются ДНК, и ДНК ваты может существенно повлиять на качество диагностики.
Много вопросов возникает и к качеству логистики, в частности, к соблюдению температурного режима хранения и доставки реагентов. Бывает, что закупают хорошие реагенты, но в ходе доставки от склада до лаборатории не соблюдают температурный режим, что негативно сказывается на качестве анализов.
И, конечно же, важен человеческий фактор в лаборатории при проведении анализа. ПЦР-тестирование производится в несколько этапов. Так, пробоподготовка почти во всех лабораториях осуществляется ручными методами, т.е. садится лаборант и начинает делать выделения ДНК, РНК и т.д. Для повышения качества тестирования необходима автоматизация. Мы сейчас используем автоматические системы, которые выделяют буквально тридцать две пробы за двенадцать минут. Далее переносим на амплификатор, и он выполняет исследование в течение полутора-двух часов в зависимости от особенностей прибора. У нас пока не во всех лабораториях автоматизирована работа, но буквально в ближайшие две недели везде будут стоять автоматы. Цель – максимально улучшить технологии. Выбираем все, что необходимо для этого, и ставим лучшее.
Как Вы оцениваете меры государства по борьбе с КВИ?
В целом достаточно адекватно. На начальном этапе, когда еще многое не понятно, введение карантина было вполне оправдано. Сейчас акцент сдвигается на расширение тестирования и локализацию зараженных людей. Я считаю, что быстрое расширение тестирования – это критичный фактор в успешной борьбе с КВИ. Как врач по образованию и руководитель лабораторной сети, я знаю, что есть два варианта, и с каким вариантом КВИ мы можем столкнуться. С одной стороны, это вариант нормального вируса, т.е. с невысокой патогенностью, который уже прошел через много людей и мутировал до уровня, свойственного обычной ОРВИ. Суть в том, что когда вирус попадает человеку с сильной иммунной системой, он подвергается атаке иммунитета и дальше не размножается. При таком варианте человек даже не почувствует, что инфицирован, либо симптомы будут минимальными: небольшая слабость, головная боль, насморк, а повышения температуры даже может и не быть. В таком случае большинство переболеют, получат иммунитет и станут устойчиве к короновирусам.
Но в реальности заражению чаще всего подвергаются люди с ослабленным иммунитетом. И здесь вирус приводит к самым серьезным осложнениям. Не всегда спасает и подключение к аппаратам искусственной вентиляции легких (ИВЛ). У некоторых пациентов это приводит к летальному исходу.
Для окружающих проблема в том, что возникает ситуация с высокой концентрацией вируса, и если от такого пациента заразится человек даже с хорошим иммунитетом, то у него также будет высокий риск серьезных осложнений. Поэтому критично четко выявлять пациентов, выделяющих вирус, и изолировать их, чтобы они не заражали остальных и вовремя принимали противовирусную терапию. Подбор терапии у нас в принципе неплохой.
Какие проблемы выявила эпидемия?
Основная проблема – неготовность к таким вирусным атакам и системы здравоохранения, и населения. Здравоохранение оказалось не готово к большому потоку пациентов. Как следствие – недостаток СИЗ-ов, отсутствие эпидемиологов, необходимых для работы в условиях пандемии, необученный медицинский персонал. Также стало очевидно, что помещения, которые имеются у нас для инфекционных пациентов, уже технически устарели, в том числе и с точки зрения разделения потоков пациентов, системы вентиляции, обеспеченности рециркуляторами (бактерицидные лампы и др.) и т.д.
Конечно, у нас в поликлиниках давно открыты кабинеты специально для пациентов с температурой, так называемые фильтры. Но практически к ним много вопросов по поводу удобства для входа пациентов, реального разделения потоков, отдельной системы вентиляции. К тому же большая часть населения психологически и физически не готова, чтобы имея плохое самочувствие искать, к примеру, отдельный вход для пациентов с повышенной температурой и т.д.
Другая группа вопросов, как уже отмечалось выше, это подключение частного сектора, в частности лабораторных сетей, и в целом медицинских организаций. Поначалу местные власти считали, что справятся сами и, несмотря на позицию Минздрава, создавали различные барьеры. Однако потом осознали, что лучше привлекать профессионалов, у которых есть знания, инфраструктура и прочие необходимые ресурсы. И сейчас они довольны, что мы открылись и взяли на себя определенные объемы.
В этом плане интересен опыт России. Они в полной мере подключили частный сектор, и диагностика у них резко вышла на новый уровень. Сейчас они в числе лидеров в мире по количеству производимых тестов в сутки. Для сравнения, это в полтора раза выше, чем в США или у нас, почти в 2 раза выше, чем в Италии, и порядка 16 раз выше, чем в Южной Корее[1]. Частные лаборатории выполняют тесты и выдают результаты вовне, и они ничего не скрывают. В итоге, Россия даже выходила на второе место в мире по количеству зараженных, но это объективные данные.
В нашей стране можно отметить высокую импортозависимость по многим показателям. После того как зарубежные поставщики по разным причинам подняли цены в десятки раз, это, естественно, повлияло и на цены внутри страны. Например, если бы у нас было развито производство пластика, что само собой разумеется, учитывая нефтедобычу, то мы спокойно поставили бы себе станки / цеха для производства расходников, необходимых лабораториям. Это и зонды для забора биоматериала, которых ежегодно требуется десятки миллионов, и те же емкости для утилизации биологических отходов и многое другое. Естественно, это сделало бы отрасль, да и экономику в целом, устойчивей к таким шокам.
Какие предварительные уроки, на Ваш взгляд, необходимо извлечь системе здравоохранения РК из опыта борьбы с КВИ?
Действительно, пандемии происходят все чаще и все «дороже» для экономики и общества. Мы часть мировой экономики, и эти угрозы актуальны и для нас. Поэтому, на мой взгляд, нам необходимо выстраивать современную целостную систему странового риск-менеджмента от биологических угроз – всевозможных вирусных атак. В последние годы у нас очень мало выделялось ресурсов эпидемиологической службе. И здесь огромные провалы в кадрах. В целом, необходимо прорабатывать вопросы мониторинга зараженных пациентов, чтобы ограничить угрозы распространения инфекций наиболее оптимальным для экономики и общества способом. Ведь карантины очень дороги.
В этом ключе надо активнее осуществлять модернизацию текущих инфекционных больниц и отделений, переводя их на современные стандарты, имея в виду разделение потоков пациентов, вопросы вентиляции, дезинфекции и т.д. Отдельная проблема – адаптация сети первичной медико-санитарной помощи (ПМСП), в том числе и кабинетов для приема пациентов с температурой, для работы в условиях пандемий. Их надо готовить к этим экстремальным условиям, когда каждый пациент может быть потенциально инфицированным.
Следующее направление – повышение качества обучения и формирование грамотной культуры работы с инфекционными рисками. Еще во времена моего обучения в медицинском вузе опытные преподаватели говорили нам, что какие-то предметы вы можете не знать хорошо, но инфекционные болезни обязаны знать на отлично. Думаю, справедливость этих утверждений сейчас оценили все.
Еще один важный аспект – вирусологические лаборатории. У нас в Алматы есть одна лаборатория высокого уровня – Центральная Референс Лаборатория (ЦРЛ). Очевидно, что их необходимо иметь больше, особенно на границе, уделять серьезное внимание въезжающим-уезжающим людям. Логика такова, что чем больше тестируешь, тем выше выявляемость; соответственно, больше эпидемиологических мероприятий можно провести, чтобы не допустить распространения инфекции.
И конечно же, логично развивать производство собственных тестов не только для сложных, но и для более простых вирусных инфекций, чтобы нарабатывать кадры, опыт и технологии и уже затем переходить к вопросам международного значения, например, связанным с диагностикой рака, генетических заболеваний, всё это тоже основано на технологии ПЦР-исследований.
Спасибо за интервью!
[1] https://ourworldindata.org/grapher/full-list-daily-covid-19-tests-per-thousand?country=KOR~USA~KAZ~I...
Эпидемия коронавирусной инфекции (КВИ) стала сложнейшим испытанием для всей системы здравоохранения страны. Не обошла она и лабораторную службу, от которой потребовалась существенная перестройка бизнес-процессов для работы в новых условиях. В этой связи представляем вашему вниманию интервью с ведущим игроком частной лабораторной медицины – генеральным директором сети клинико-диагностических лабораторий ОЛИМП Ерланом Сулейменовым.
Почему цена тестов на коронавирус методом ПЦР (Полимеразная цепная реакция – прим. ред.) такая высокая?
Действительно, до пандемии ПЦР-анализ на большинство инфекционных заболеваний стоил в районе 2-5 тысяч тенге. И сейчас цены на них остались примерно на том же уровне. В случае с ПЦР на коронавирус ситуация сложнее. Прежде всего это новый тест, с несколько иной технологией, и составляющие для его оказания «взлетели» по всему миру. Расскажу по подробнее.
Основные компоненты, необходимые для производства реагентов на ПЦР, находятся в Китае. Их там буквально несколько заводов, а из-за пандемии спрос резко вырос во всем мире. В итоге, они стали спекулировать на таком спросе и резко подняли цены на исходное сырье, что определило рост цен и на реагенты. Подобная ситуация отмечается и по расходным материалам. Так, цены на специальные зонды для забора мазка выросли в 10-12 раз, или, например, простые трехслойные маски, которые мы в Китае покупали на заводе по 4 тенге за штуку, повысились в цене уже до 118 тенге, т.е. рост почти в 30 раз!
Другая категория роста расходов это увеличение требований к пунктам забора биоматериалов (ПЗБ) и к самой лаборатории. Если раньше требования к средствам индивидуальной защиты (СИЗ-ы) у нас были простые, т.е. когда сотрудник заходит в бокс, у него должна быть легкая накидка, маска, шапочка и т.д. При работе в условиях коронавирусной инфекции (КВИ) требования к СИЗ-ам намного выше: один комплект на сотрудника стоит минимум 15 тысяч тенге на 4 часа, после чего его следует менять. А сотрудников в каждой лаборатории надо не менее 6 человек, чтобы они работали хотя бы в две смены. Те же СИЗ-ы нужны и в пунктах забора биоматериала, а это расходы. Или прием пациентов в ПЗБ теперь только по записи и с интервалом в 5 минут, что снижает пропускную способность ПЗБ.
Кроме того, в работе с КВИ важна скорость, чтобы врачи могли вовремя изолировать пациента, чтобы он других не заражал. Поэтому мы ввели правило: все пробы биоматериала, которые мы сегодня взяли, должны быть протестированы в течение суток. Пришлось перестроить графики работы. В итоге, наши сотрудники нередко работают и ночью, чтобы утром уже были результаты, и врачи могли принимать эпидемиологическое решение. Теоретически государство объявило, что будет доплачивать медикам, в том числе сотрудникам лабораторий, которые работают с возбудителями высокого уровня патогенности вне зависимости от формы собственности. Но в реальности мы ничего не получили. Мы сами повысили зарплату своим сотрудникам, работающим в условиях повышенных рисков.
Ну и, конечно, девальвация тенге ведет к росту себестоимости, поскольку мы все импортируем из-за рубежа за твердую валюту. Поэтому себестоимость у нас сложилась на высоком уровне, и мы были вынуждены установить такие цены. С аналогичными проблемами столкнулись и другие игроки, вследствие чего цены на рынке примерно одинаковы у всех.
Как известно, первое заявление о вашей готовности проводить платное тестирование на КВИ вы сделали 26 марта, а фактически начали 13 апреля. С чем связана задержка?
13-го марта в рамках благотворительной помощи фонда «Саби» мы начали бесплатное экспресс-тестирование населения на наличие антител к коронавирусу. С точки зрения процедуры экспресс-тесты достаточно просты. В процедурном кабинете у вас берут каплю крови и через 15 минут результат готов. Но с помощью этих тестов можно лишь определить переболел ли человек КВИ или нет. Наличие активной инфекции у пациента в данное время выявляется с помощью ПЦР.
Для организации проведения ПЦР-тестирования все гораздо дороже и сложнее. Причин условно две: группы внутренние и внешние. К внутренним относятся вопросы перестройки бизнес-процессов, закупки средств индивидуальной защиты (СИЗ), очереди при закупке реагентов и т.д.
Внешние причины связаны с получением разрешений на проведение тестов. С одной стороны, Министерство здравоохранения четко обозначило необходимость подключения к тестированию частных лабораторий. С другой, на местах управления здравоохранения, подчиняющиеся акиматам, начали ставить палки в колеса. Формально проблема в том, что чиновники не понимают, в чем разница между ПЦР лабораторией и вирусологической. В вирусологической лаборатории биоматериал, взятый у пациента, помещается в специальную питательную среду с клетками для выращивания вируса. В случае же с ПЦР-тестами накопление возбудителей не происходит, так как анализу подвергаются лишь фрагменты генетического материала возбудителя. Конечно, работа с вирусным биоматериалом несет в себе риски. Но это риски, связанные с соблюдением дезинфекционных мероприятий. Они называются рисками процессов. Если соблюдать процесс, можно спокойно все обеззараживать и дальше с пробой работать. Мы в связи с коронавирусом внесли определенные изменения для недопущения рисков. У нас персонал находится в специальных боксах, в костюмах индивидуальной защиты, что позволяет спокойно работать. У нас даже есть мобильные пункты забора биоматериала из специальных сэндвичей-панелей, которые мы ставим рядом со своими помещениями, когда не можем обеспечить требования по поточности для пациентов, т.е. мы к рискам относимся очень серьезно.
Грамотные врачи-вирусологи это понимали сразу, а неграмотные начинали выдвигать к ПЦР лабораториям требования, как к вирусологическим. На то, чтобы во всем этом разобраться, понадобилось несколько недель. Сейчас мы развернули 8 лабораторий на КВИ и в ближайшую пару недель развернем еще 6 и сможем производить по 10 тыс. тестов в день.
Отдельные эксперты отмечают, что в различных лабораториях наблюдаются противоречивые результаты тестирования на КВИ. Как Вы полагаете, с чем это связано?
Практика тестирования на КВИ позволяет выявить несколько проблемных зон, которые при прочих равных условиях определяют различия. Прежде всего лаборатории, которые не имеют лабораторной информационной системы (ЛИС), нередко проигрывают на персонификации проб, т.е. происходит путаница и потери биоматериалов, и отсюда неадекватные результаты тестирования.
Другой вопрос – качество расходных материалов. Я приводил пример с ростом цен на зонды для забора биоматериала, поэтому возникает соблазн перейти на зонды не с вискозой, т.е. синтетикой, а с обычной ватой. Но вата хлопковая и уже содержит свою ДНК. Это важный фактор для теста на КВИ методом ПЦР, потому что при ПЦР выделяются ДНК, и ДНК ваты может существенно повлиять на качество диагностики.
Много вопросов возникает и к качеству логистики, в частности, к соблюдению температурного режима хранения и доставки реагентов. Бывает, что закупают хорошие реагенты, но в ходе доставки от склада до лаборатории не соблюдают температурный режим, что негативно сказывается на качестве анализов.
И, конечно же, важен человеческий фактор в лаборатории при проведении анализа. ПЦР-тестирование производится в несколько этапов. Так, пробоподготовка почти во всех лабораториях осуществляется ручными методами, т.е. садится лаборант и начинает делать выделения ДНК, РНК и т.д. Для повышения качества тестирования необходима автоматизация. Мы сейчас используем автоматические системы, которые выделяют буквально тридцать две пробы за двенадцать минут. Далее переносим на амплификатор, и он выполняет исследование в течение полутора-двух часов в зависимости от особенностей прибора. У нас пока не во всех лабораториях автоматизирована работа, но буквально в ближайшие две недели везде будут стоять автоматы. Цель – максимально улучшить технологии. Выбираем все, что необходимо для этого, и ставим лучшее.
Как Вы оцениваете меры государства по борьбе с КВИ?
В целом достаточно адекватно. На начальном этапе, когда еще многое не понятно, введение карантина было вполне оправдано. Сейчас акцент сдвигается на расширение тестирования и локализацию зараженных людей. Я считаю, что быстрое расширение тестирования – это критичный фактор в успешной борьбе с КВИ. Как врач по образованию и руководитель лабораторной сети, я знаю, что есть два варианта, и с каким вариантом КВИ мы можем столкнуться. С одной стороны, это вариант нормального вируса, т.е. с невысокой патогенностью, который уже прошел через много людей и мутировал до уровня, свойственного обычной ОРВИ. Суть в том, что когда вирус попадает человеку с сильной иммунной системой, он подвергается атаке иммунитета и дальше не размножается. При таком варианте человек даже не почувствует, что инфицирован, либо симптомы будут минимальными: небольшая слабость, головная боль, насморк, а повышения температуры даже может и не быть. В таком случае большинство переболеют, получат иммунитет и станут устойчиве к короновирусам.
Но в реальности заражению чаще всего подвергаются люди с ослабленным иммунитетом. И здесь вирус приводит к самым серьезным осложнениям. Не всегда спасает и подключение к аппаратам искусственной вентиляции легких (ИВЛ). У некоторых пациентов это приводит к летальному исходу.
Для окружающих проблема в том, что возникает ситуация с высокой концентрацией вируса, и если от такого пациента заразится человек даже с хорошим иммунитетом, то у него также будет высокий риск серьезных осложнений. Поэтому критично четко выявлять пациентов, выделяющих вирус, и изолировать их, чтобы они не заражали остальных и вовремя принимали противовирусную терапию. Подбор терапии у нас в принципе неплохой.
Какие проблемы выявила эпидемия?
Основная проблема – неготовность к таким вирусным атакам и системы здравоохранения, и населения. Здравоохранение оказалось не готово к большому потоку пациентов. Как следствие – недостаток СИЗ-ов, отсутствие эпидемиологов, необходимых для работы в условиях пандемии, необученный медицинский персонал. Также стало очевидно, что помещения, которые имеются у нас для инфекционных пациентов, уже технически устарели, в том числе и с точки зрения разделения потоков пациентов, системы вентиляции, обеспеченности рециркуляторами (бактерицидные лампы и др.) и т.д.
Конечно, у нас в поликлиниках давно открыты кабинеты специально для пациентов с температурой, так называемые фильтры. Но практически к ним много вопросов по поводу удобства для входа пациентов, реального разделения потоков, отдельной системы вентиляции. К тому же большая часть населения психологически и физически не готова, чтобы имея плохое самочувствие искать, к примеру, отдельный вход для пациентов с повышенной температурой и т.д.
Другая группа вопросов, как уже отмечалось выше, это подключение частного сектора, в частности лабораторных сетей, и в целом медицинских организаций. Поначалу местные власти считали, что справятся сами и, несмотря на позицию Минздрава, создавали различные барьеры. Однако потом осознали, что лучше привлекать профессионалов, у которых есть знания, инфраструктура и прочие необходимые ресурсы. И сейчас они довольны, что мы открылись и взяли на себя определенные объемы.
В этом плане интересен опыт России. Они в полной мере подключили частный сектор, и диагностика у них резко вышла на новый уровень. Сейчас они в числе лидеров в мире по количеству производимых тестов в сутки. Для сравнения, это в полтора раза выше, чем в США или у нас, почти в 2 раза выше, чем в Италии, и порядка 16 раз выше, чем в Южной Корее[1]. Частные лаборатории выполняют тесты и выдают результаты вовне, и они ничего не скрывают. В итоге, Россия даже выходила на второе место в мире по количеству зараженных, но это объективные данные.
В нашей стране можно отметить высокую импортозависимость по многим показателям. После того как зарубежные поставщики по разным причинам подняли цены в десятки раз, это, естественно, повлияло и на цены внутри страны. Например, если бы у нас было развито производство пластика, что само собой разумеется, учитывая нефтедобычу, то мы спокойно поставили бы себе станки / цеха для производства расходников, необходимых лабораториям. Это и зонды для забора биоматериала, которых ежегодно требуется десятки миллионов, и те же емкости для утилизации биологических отходов и многое другое. Естественно, это сделало бы отрасль, да и экономику в целом, устойчивей к таким шокам.
Какие предварительные уроки, на Ваш взгляд, необходимо извлечь системе здравоохранения РК из опыта борьбы с КВИ?
Действительно, пандемии происходят все чаще и все «дороже» для экономики и общества. Мы часть мировой экономики, и эти угрозы актуальны и для нас. Поэтому, на мой взгляд, нам необходимо выстраивать современную целостную систему странового риск-менеджмента от биологических угроз – всевозможных вирусных атак. В последние годы у нас очень мало выделялось ресурсов эпидемиологической службе. И здесь огромные провалы в кадрах. В целом, необходимо прорабатывать вопросы мониторинга зараженных пациентов, чтобы ограничить угрозы распространения инфекций наиболее оптимальным для экономики и общества способом. Ведь карантины очень дороги.
В этом ключе надо активнее осуществлять модернизацию текущих инфекционных больниц и отделений, переводя их на современные стандарты, имея в виду разделение потоков пациентов, вопросы вентиляции, дезинфекции и т.д. Отдельная проблема – адаптация сети первичной медико-санитарной помощи (ПМСП), в том числе и кабинетов для приема пациентов с температурой, для работы в условиях пандемий. Их надо готовить к этим экстремальным условиям, когда каждый пациент может быть потенциально инфицированным.
Следующее направление – повышение качества обучения и формирование грамотной культуры работы с инфекционными рисками. Еще во времена моего обучения в медицинском вузе опытные преподаватели говорили нам, что какие-то предметы вы можете не знать хорошо, но инфекционные болезни обязаны знать на отлично. Думаю, справедливость этих утверждений сейчас оценили все.
Еще один важный аспект – вирусологические лаборатории. У нас в Алматы есть одна лаборатория высокого уровня – Центральная Референс Лаборатория (ЦРЛ). Очевидно, что их необходимо иметь больше, особенно на границе, уделять серьезное внимание въезжающим-уезжающим людям. Логика такова, что чем больше тестируешь, тем выше выявляемость; соответственно, больше эпидемиологических мероприятий можно провести, чтобы не допустить распространения инфекции.
И конечно же, логично развивать производство собственных тестов не только для сложных, но и для более простых вирусных инфекций, чтобы нарабатывать кадры, опыт и технологии и уже затем переходить к вопросам международного значения, например, связанным с диагностикой рака, генетических заболеваний, всё это тоже основано на технологии ПЦР-исследований.
Спасибо за интервью!
[1] https://ourworldindata.org/grapher/full-list-daily-covid-19-tests-per-thousand?country=KOR~USA~KAZ~I...
Похожие статьи
1. «Агентская проблема» или корпоративное управление2. Турецкий прорыв
3. Турецкая карта медицинских реформ
4. Взгляд с двух сторон
5. Больницу на фондовую биржу: кто быстрее?
Оформить подписку
